От Ноздрева Чичиков попадает к Собакевичу. Как обычно, Гоголь сначала знакомит читателя
с обиталищем персонажа. Это характерно для манеры
Гоголя вообще и мотивировано негоцией1 Чичикова, который должен внимательно рассмотреть хозяйство и сразу смекнуть, с кем он имеет дело. Чичиков замечает, что
деревня, дом, избы крестьян и другие строения, вплоть
до колодца, крепкие, тяжелые.
Все выглядело неуклюже. В доме не было симметрии,
хотя борьба архитектора с хозяином за красоту дома была видна. Победил, разумеется, хозяин, и дом выглядел
некрасиво. Деревянные избы мужиков также были крепки, но опять-таки некрасивы и невеселы: «...не было
кирченых2 стен, резных узоров и прочих затей...». Словом, неуклюжая, грубая тяжеловесность была во всем,
что видел Чичиков. Под стать усадебным постройкам
и сам хозяин, показавшийся Чичикову «весьма похожим
на средней величины медведя». Природа немного думала над фигурой и лицом Михайлы Семеновича: она
«просто рубила со всего плеча, хватила топором раз —
вышел нос, хватила в другой — вышли губы, большим
сверлом ковырнула глаза и не обскобливши пустила на
свет...». Словом, вышел звероподобный человек, похожий и на медведя, и на собаку.
«Мертвые души». Собакевич. Художник П. Боклевский
Вместе с тем описание обстановки убеждает в том,
что Собакевич — крепкий хозяин, что крестьяне у него
сыты, одеты и обуты. Руководит Собакевичем денежный
расчет. Михайло Семенович совсем не глуп. Не успел
Чичиков уклончиво и туманно намекнуть на свою негоцию, как Собакевич тут же спросил: «Вам нужно мертвых душ?» И дальше состоялся знаменитый торг. Все дело заключалось в цене.
насмешка.
Итак, страсть Собакевича — расчет, деньги. Тут он
не думает о том, совершает или не совершает преступление. Расчетливость Собакевича делает его деловитым,
но тяжеловесным, неуклюжим и грубым. Умный человек, он превратился в косного, туповатого, неповоротливого «медведя», сидящего почти безвыездно в своем
крепком, но некрасивом, неласковом поместье-берлоге.
Задатки у Собакевича были. Он неравнодушен к современным событиям, к тому, что делается в мире. В гостиной у Собакевича, как рассмотрел Чичиков, висели
картины, на них были изображены «молодцы» — «греческие полководцы», причем не каких-то древних времен, а борцы за независимость Греции 1820-х годов. Собакевич хорошо понимает, что современная ему русская
жизнь измельчала, при этом и крестьяне, и он сам уже
не такие могучие люди, какими были их отцы. Нынешние крестьяне, рассуждает Собакевич, «не люди, а мухи». На предположение Председателя палаты, что он,
Михайло Семенович, как когда-то его отец, может повалить медведя, отвечает: «Нет, не повалю». Все задатки,
могучее здоровье и оставшаяся недюжинная сила Собакевича пропадают впустую в глухом захолустье. Нет
простора, где они могли бы развернуться.
В богатырском теле мертвеет душа, духовно неподвижная, отяжелевшая и косная. Недаром Собакевич — яростный противник образования, науки: «Толкуют — просвещенье, просвещенье, а это просвещенье — фук!» Вместо насыщения души плодами разума
и чувства Собакевич поглощает бараний бок и грозит
съесть свинью, и гуся, и барана. Душа без духовной пищи рано или поздно умирает, даже если бренное тело
и утроба получают несколько блюд. Деньги нужны ему
для удовлетворения непомерных плотских возможностей могучего организма. Тело Собакевича живет за счет
души, которая обречена на смерть. Вина его несоизмерима с виной Манилова, Коробочки и Ноздрева. Гоголю не потребовалось обличать Собакевича авторским
словом: картины, нарисованные им, достаточно красноречивы, тем более что Собакевич, как и Ноздрев,— характер яркий, броский, сам себя высмеивающий и разоблачающий.