Очевидным доказательством в пользу взглядов Жуковского служит его вторая
баллада на сюжет из Бюргера — «Светлана» (1808—1812). Фабула
баллады «Светлана» повторяет фабулу «Людмилы»:
Светлана погружена в раздумье о женихе, от которого
«вести нет», и томится в разлуке с ним. Мотив ожидания суженого вставлен Жуковским в более широкую раму. Светлана предстает перед читателем в чрезвычайно
ответственный момент девичьей судьбы, на пороге важной перемены в жизни. Она должна проститься с беспечным девическим житьем («веселость... дней ее подруга»). Будущее замужество одновременно пленяет ее
и страшит загадочной неизвестностью.
Этот сюжетный ход, известный и по балладе Бюргера, и по балладе «Людмила», обрастает в «Светлане»
чисто русскими приметами, традициями, обычаями
и поверьями. Но главное состоит в том, что в «Светлане» героиня наделена чертами национального характера — верностью, сердечностью, кротостью, добротой,
нежностью, простотой. От духовных и душевных сил
героини зависит, будет ли она счастлива, или ее ждет
беда.
Поэт создает атмосферу тайны, неизвестности, а неизвестность рождает «робость» и «страх», хранит «мертвое молчанье»:
Робость в ней волнует грудь,
Страшно ей назад взглянуть,
Страх туманит очи...
Жуковский развертывает типичную ситуацию «страшной» баллады, где фантастическая дорога намекает на
жизненный путь героини — от счастливого соединения
с женихом до ее гибели. Эти события окрашиваются переживаниями Светланы, которая сначала обрадована
встречей с женихом после долгой разлуки, а потом все
более и более тревожится за свою судьбу и предвидит несчастье.
Действие происходит в определенном пространстве
и в определенном времени. Главный пространственный
образ — образ дороги. В атмосфере таинственности угадываются предзнаменования будущего несчастья, оживленные мифологическими представлениями, старинными преданиями. Степь, покрытая снегом, с древних времен напоминала человеку белое покрывало, белое
полотно, саван, под которым лежит мертвец; вьюга и метель — игру демонических сил, злых мертвецов, бесов
и ведьм. К тем же мифологическим представлениям относятся и образы луны, неверный свет которой помогал
дьявольским начинаниям и козням, сверчка («вестник
полуночи»), ворона, предвещающего несчастье и беду
(«Черный вран, свистя крылом,/ Вьется над санями;/ Ворон каркает: печаль!»). Все это были образы, которые
содержали стойкие отрицательные смысловые представления и чувства. Дважды упоминается и о гробе — явном знаке смерти.
Художественно определенным в своих намеках и символах было в балладе и время. Сюжет развивался на границе дня и ночи, при свете луны. Ночь, когда нечистая
сила получала простор для своих черных деяний, в балладе предстает подлинно событийным временем. Жуковский постоянно упоминает о луне, о сумраке, о тумане.
Устойчивые признаки пространства и времени образуют
балладный хронотоп1 (от греческих слов «хронос»
и «топос»).
Как только персонаж пускался в путь и, пересекая
границу дня или сумерек, попадал во власть ночи, перебирался через реку или оказывался в лесу, так сразу же
устремлялся навстречу своей гибели. Следовательно, дорога в балладе — это дорога от жизни к смерти.
Светлана поступает совсем не так, как Людмила. Она
не ропщет на Провидение, а со смирением и робостью,
опасаясь, но все-таки не теряя веры, молит о счастье. Ее
поведение не похоже на поведение «настоящих» балладных героинь. В награду за неотступную веру Бог спасает Светлану: во сне она видит, как к ней прилетел посланный Богом «белоснежный голубок», светлый дух,
который затем защитил ее от мертвеца. По мысли Жуковского, русская девушка не ропщет на свою участь,
а подчиняется Божьему велению, кротко и терпеливо
сносит все испытания, выпадающие на ее долю, уповая
на Бога и веря в Него.
Однако ужасы, которые описывает Жуковский
в балладе, опять, как и в «Людмиле», даются им
в двойном свете — на грани яви и сна. И только в конце баллады читатель узнает, что страх остается во сне,
а наяву Светлану ждет счастливый конец. Поэт снова
соединяет в балладе серьезное с несерьезным, жуткое
со смешным.
Жуковский разрушает фантастические чары и меняет художественное время и пространство. Балладное
время (ночь или граница дня и ночи, сумрак) пропадает, и в «Светлане» торжествует день, светлое время. Героиня просыпается и возвращается морозным солнечным
утром в праздничный и уютный «крещеный» мир.
В «страшной» балладе дорога развернута от жизни
к смерти, а в «Светлане» — от прежней, тревожной
и пугающей, к новой, счастливой и радостной. Сдвиги
происходят и в душе Светланы. Ее ждет встреча с живым и настоящим женихом, а не с его обманным призраком. Мрачные предчувствия отступают перед светлым
сознанием.
Жуковский-романтик понял характер человека в его
неразъемной связи с обычаями, традициями и верованиями. В этом также заключалось новаторство поэта,
для которого личность — неотрывная часть народа, а народ — совокупность личностей. Благодаря такому подходу Жуковский сделал новый по сравнению с предшествующей литературой шаг в постижении характера. После Жуковского личность уже нельзя было выразить вне
усвоенных ею национальных традиций.
В балладе «Светлана» торжествуют народно-религиозные начала. Жуковский воплотил в Светлане характер
русской девушки, открытой любви, радующейся счастью
жить. «В ней душа как ясный день»,— сказал поэт
о своей героине. И это представление о национальном
типе русской девушки отозвалось затем в замечательных
образах русских женщин в произведениях от Пушкина
до Льва Толстого.
1 Хронотоп — закрепленные в памяти народов поэтические и религиозные представления о пространстве и времени, уходящие своими
смысловыми оценками в далекое прошлое человечества; такие представления могут оживать даже в современных художественных произведениях.