мой ЮТУБ канал прикольных МУЛЬТИКОВ!
мой ТЕЛЕГРАМ канал прикольных МУЛЬТИКОВ!

  -->

Учебник для 10 класса

Литература

       

Антон Павлович Чехов (1860-1904)

А. П. Чехов — последний русский классик XIX века. Его творчество приходится на 1880—1890-е годы, время, когда такие бесспорные классики русской литературы, как Тургенев, Гончаров, Островский, Салтыков-Щедрин, Некрасов, Достоевский, уже умерли; оставался, правда, Лев Толстой, но и он воспринимался по преимуществу как писатель, отошедший в прошлое. Чеховская эпоха не дала такого созвездия талантов, как середина столетия, но мы потому и называем ее чеховской, что он не только сумел стать достойным наследником великой литературной традиции, сохранив тот высочайший уровень постижения действительности и художественного мастерства, который был задан его предшественниками, но и развил ее, обогатив такими темами, настроениями и, главное, таким неожиданно-новым взглядом на мир, на людей, на их взаимоотношения, что его вполне можно считать также и писателем-новатором, гениально угадавшим и предсказавшим в своем творчестве многие из сложнейших проблем парадоксального, противоречивого XX столетия.

Происхождение. Детские годы

Важной особенностью, которая отличает Чехова от классиков щэедшествующего времени, является то, что он был писателем-разночинцем. За редким исключением вся прежняя большая русская литература была дворянской. Это означало, что писатели принадлежали к вполне определенному сословию, образ жизни, пристрастия, культурные привычки которого неизбежно накладывали свою печать на то, как они воспринимали и оценивали изображаемую ими действительность. Как правило, их культурный уровень был достаточно высок, они знали языки и в то же время были достаточно состоятельны в материальном отношении, чтобы не заботиться о куске хлеба и иметь достаточно свободного времени для творческих занятий. Разночинцы, то есть дети представителей непривилегированных сословий — купцов, мещан, священников, чиновников низких разрядов, городской и сельской интеллигенции, которые активно стали входить в русскую жизнь в 1850—1860-е годы, были в большинстве своем людьми совсем другого круга. Уровень образованности, культуры здесь был невысок, но зато была иногда грубоватая, резкая по форме выражения гордость своим демократическим происхождением, тем, что они сами, преодолевая множество житейски-бытовых трудностей, совершенно незнакомых с детства обеспеченным представителям дворянского сословия, сумели воспитать себя как самостоятельно и независимо мыслящую личность. Вспомним Базарова, типичного представителя поколения разночинцев-шестидесятников, который гордится тем, что он «самоломаный» и что его дед «землю пахал».

Дед Чехова тоже был крепостным, которому, однако, удалось выкупить себя и всю свою семью из крепостной зависимости. Отец же Чехова, Павел Егорович, из мещанского сословия был уже «перечислен в купеческое звание», став купцом третьей гильдии в Таганроге, где и родился будущий писатель. Таганрог был тогда глухим провинциальным городком Российской империи. Впоследствии в творчестве Чехова не раз будет возникать образ провинциального города (часто без названия), жители которого ведут унылую, скучную, неинтересную жизнь, принимая ее как должное и даже не подозревая, что она могла бы быть другой — яркой, насыщенной, творческой. Во многом образ такого города навеян воспоминаниями о Таганроге и косвенно свидетельствует о той атмосфере жизни, с которой столкнулся Чехов.

Эта атмосфера была далеко не благополучной. «Детство отравлено у нас ужасами»,— писал Чехов в письме брату. Может быть, сказано слишком резко, но факты говорят сами за себя. Мальчиком Чехов, как и два старших его брата, должен был помогать по хозяйству отцу — сидеть в лавке и бдительно следить за тем, как ведется торговля, чтобы специально нанятый мальчик-продавец не отвлекался, не лакомился тайно выставленной на продажу вкусной едой (лавка была бакалейная), чтобы покупатель обслуживался должным образом. Кроме того, за малейшие провинности, не говоря уже о непослушании, Павел Егорович, человек крутой и властный, собственноручно сек своих детей розгами. Это было обычной нормой воспитания для тогдашних мещанских семей, но не всякий отец был так болезненно вспыльчив, мелочно придирчив и так — в большинстве случаев — неоправданно жесток, как Павел Егорович, которому до конца жизни Чехов не мог простить его бесчеловечного с ним обращения в детстве и ранней юности. Как заметил он в одном из писем, уже будучи известным писателем: «Разница между временем, когда меня драли, и временем, когда перестали драть, была страшная».

Хорошо запомнилось Чехову и то, как его отец, который на добровольных началах регентовал в церкви, создав хор из собственных детей и детей близких родственников и знакомых, устраивал специальные «спевки» этого хора в таганрогских храмах, которые нередко затягивались до полуночи. По-видимому, жесткость и подавляющая властность и здесь сыграли свою роль: тонко чувствовавший и любивший поэзию церковной службы (что хорошо видно из таких его рассказов о жизни священнослужителей, как «Святою ночью» и «Архиерей»), Чехов, поскольку на всю эту поэзию неизбежно накладывался образ отца, властность которого естественно вызывала отпор и неприятие, однажды и навсегда, когда стал взрослее, потерял свою детскую веру в Бога. Позднее он, похоже не без некоторого сожаления, признавался, что все, что у него осталось от религии,— это любовь к колокольному звону.

Но в чеховском детстве были не одни только «ужасы». Будущий писатель принадлежал к семье разночинцев, которые из поколения в поколение, разумеется в меру своих возможностей, тянулись к просвещению, культуре. Уже дед Чехова, родившийся крепостным, знал грамоту, которой выучился сам, и страстно мечтал сделать своих детей образованными людьми. Продолжил эту традицию и его сын Павел Егорович, дети которого, в том числе и Антон, обучались в классической гимназии, самом привилегированном учебном заведении для подростков в России того времени. Тяга к знаниям сочеталась у «купца третьей гильдии» Павла Чехова с любовью к искусству: он писал иконы; умел и любил играть на скрипке; наконец, его деятельность как церковного регента тоже говорит о его талантливости. «Таланты у нас со стороны отца»,— говорил Чехов, имея в виду себя и своих старших братьев, один из которых, Александр, окончивший физико-математический факультет Московского университета, был энциклопедически образованным человеком, журналистом, редактором и небесталанным беллетристом, а другой, Николай (к сожалению, рано умерший),— подававшим большие надежды художником.

У Антона влечение к настоящей, подлинной образованности и одновременно к искусству проявилось очень рано: он много читал, и его мнения о прочитанных книгах поражали проницательностью и глубиной, но более всего он любил театр, посещал, несмотря на запрет гимназического начальства, едва ли не все спектакли гастролировавших в Таганроге трупп и сам, еще в гимназии, пробовал свои силы в писании драматических произведений.

Всем этим Чехов не похож на разночинцев 1860-х годов, которые, подражая тургеневскому Базарову, одному из кумиров этого поколения, резко противопоставляли науку как то, чем, с их точки зрения, должны заниматься по-настоящему просвещенные люди, и искусство как то, чем они ни в коем случае не должны заниматься, поскольку искусство — это занятие праздных, не привыкших к труду дворян, ищущих утонченных наслаждений. Такая точка зрения, весьма распространенная в среде разночинной демократической интеллигенции и в 1860-е, и в 1870-е годы, разночинцу Чехову была чужда. Он никогда не противопоставлял науку и искусство, для него и то и другое было величайшим завоеванием человеческой культуры. И то, что он в 1879 году поступил учиться на медицинский факультет Московского университета, успешно закончил его с дипломом врача-терапевта и даже некоторое время занимался частной медицинской практикой (еще одна любопытная аналогия с Базаровым, который тоже был по образованию врач!), для него нисколько не противоречило тому, что в это же время он параллельно овладевает еще одной профессией — профессией литератора. Нехарактерной для Чехова была и разделявшаяся многими разночинцами-шестидесятниками нелюбовь к дворянам. Чехов вообще был далек от разделения людей по социальному признаку. Если он и делил людей, то по признаку или, точнее, критерию культурности-некультурности, просвещенности-непросвещенности. К дворянам он не мог относиться отрицательно уже хотя бы потому, что лучшие из них были создателями высочайших культурных ценностей, таких, например, как романы Тургенева и Льва Толстого, особо ценимые Чеховым за глубину психологического анализа и стилистическое совершенство, или музыка Чайковского, любовь к которой писатель пронес через всю жизнь...

Рейтинг@Mail.ru

<">

Содержание

<">