Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала — тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти — слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Поэт говорит, что они очень похожи: она тоже любила «смеяться, когда нельзя». Она тоже жила так, что «кровь приливала к коже», вились кудри, т. е. она жила в полную силу.
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, —
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Марина просит не печалиться, просит подумать о ней легко и так же легко забыть.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
— И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
«Мне нравится, что вы больны не мной...»
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Лирическая героиня говорит о том, что ей нравится быть смешной, не играть словами, «не краснеть удушливой волной», едва соприкоснувшись с «ним». «Он» спокойно в ее присутствии обнимает другую, а ей «не прочит» гореть в аду за то, что она целует другого.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью — всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!
Она благодарит лирического героя за то, что он любит ее, сам не зная об этом, за «ночной покой», за редкие встречи, за «не-гулянья под луной»,
За солнце не у нас над головами,—
За то, что вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не вами!
Стихи к Блоку
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
Имя поэта автор сравнивает с брошенным в пруд камнем, с щелканьем копыт, с щелчком курка оружия.
Имя Блока — «поцелуй в глаза», «поцелуй в снег». С именем Блок — «сон глубок».
«У меня в Москве — купола горят...»
(Из цикла «Стихи о Москве»)
У меня в Москве — купола горят,
У меня в Москве — колокола звонят,
И гробницы, в ряд, у меня стоят,—
В них царицы спят и цари.
Легче, чем в любом другом месте земли, именно «зарей в Кремле» дышится. Лирическая героиня молится до зари о любимом. Он проходит «над своей Невой», а она «над рекой-Москвой» стоит «с опущенной головой».
Всей бессонницей я тебя люблю,
Всей бессонницей я тебе внемлю —
О ту пору, как по всему Кремлю
Просыпаются звонари.
Но моя река — да с твоей рекой,
Но моя рука — да с твоей рукой
Не сойдутся, Радость моя, доколь
Не догонит заря — зари.
«Белое солнце и низкие, низкие тучи...»
Белое солнце и низкие, низкие тучи,
Вдоль огородов — за белой стеною — погост.
И на песке вереницы соломенных чучел
Под перекладинами в человеческий рост.
Лирическая героиня, «перевесившись через заборные колья», видит дорогу и идущих по ней солдат. Они идут на войну. У калитки стоит «старая баба» и жует ломоть черного хлеба, посыпанный солью.
Героиня обращается к Богу с вопросом: чем прогневали его «эти серые хаты»? Поезд, на который шли солдаты, тронулся, завыл, «и завыли солдаты».
Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,
Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой
О чернобровых красавицах. — Ох, и поют же
Нынче солдаты! О Господи Боже ты мой!
«Вскрыла жилы: неостановимо...»
Вскрыла жилы: неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет — мелкой,
Миска — плоской.
Поэт передает ощущение жизни: «неостановимо», «невозвратно» вскрыты жилы, «невосстановимо» хлещет из них жизнь. По этим жилам бежит не только кровь (жизнь), но и «хлещет» стих.
Через край — и мимо
В землю черную, питать тростник.
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих.
Творческая судьба М. Цветаевой
Стихотворения Марины Цветаевой можно без труда узнать — по особому распеву, «непобедимым» (А. Белый) ритмам, особой интонации. С юношеских лет уже начала сказываться ее особая хватка в обращении со стихотворным словом, стремление к афористической четкости и завершенности.
Уже первая книга Цветаевой «Вечерний альбом» заявила о ней как о настоящем поэте, хотя многие из этих стихотворений и незрелые, инфантильные. Но некоторые стихи не могли не привлеч внимание. В первую очередь — безудержная и страстная «Молитва», написанная поэтессой вдень семнадцатилетия:
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.
Вслед за «Вечерним альбомом» появились еще два стихотворных сборника Цветаевой — «Волшебный фонарь» и «Из двух книг», где Цветаева заговорила уже в полную силу. В поэзии Цветаевой появляется герой, который пройдет сквозь годы ее творчества, изменяясь в незначительных деталях и оставаясь неизменным в главном: в своей слабости, нежности, зыбкости в чувствах.
Лирическая героиня же наделяется чертами кроткой богомольной женщины:
Пойду и встану в церкви
И помолюсь угодникам
О лебеде молоденьком.
Лирика Цветаевой — отражение мироощущения жизнелюбивого человека, человека, влюбленного в свой город — Москву. Любимому городу Цветаева посвятила немало стихотворений. Многие из своих стихов Цветаева посвящает поэтам-современникам: А. Ахматовой, А. Блоку, В. Маяковскому, С. Эфрону. Но только Блок в жизни Цветаевой был единственным поэтом, которого она чтила не как собрата по «старинному ремеслу», а как божество от поэзии, и которому, как божеству, поклонялась:
Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твое — пять букв.
Октябрьскую революцию Марина Цветаева не приняла и на поняла. Она эмигрировала. За рубежом Марина Ивановна, пожалуй, впервые увидела мир без каких бы то ни было романтических покровов. Самое ценное в зрелом творчестве Цветаевой — ее ненависть к сытости и всякой пошлости. В дальнейшем творчестве Цветаевой все более крепнут сатирические ноты.
В то же время в Цветаевой растет живой интерес к тому, что происходит на покинутой родине. Тоска по России сказывается в таких лирических стихотворениях, как «Рассвет на рельсах», «Лучина», «Русской ржи от меня поклон», «О неподатливый язык...», переплетается с размышлениями о новой родине. Важное значение для понимания позиции Цветаевой, которую она заняла к 1930-м гг., имеет цикл «Стихи к сыну». Здесь она во весь голос говорит о Советском Союзе как о стране совершенно особого склада и судьбы. После семнадцати лет эмиграции Цветаева возвращается на родину. Но жизнь сложилась далеко не так, как представлялось, — репрессированы были близкие, поэтесса осталась одна. Потерявшая веру Цветаева покончила жизнь самоубийством.
Наследие Цветаевой велико и труднообозримо. Его не впишешь в определенные рамки литературного течения, границы исторического отрезка. «Цветаева — звезда первой величины. Кощунство кощунств относиться к звезде как к источнику света, энергии или источнику полезных ископаемых. Звезды — это всколыхающая духовный мир человека тревога, им пульс и очищение раздумий о бесконечности, которая нам непостижима...» — писал о Цветаевой латышский поэт О. Вициетис.